Борис Батыршин - Мартовские колокола [Litres]

Яша сидел в начальственном кресле за столом – своим собственным столом! – и наблюдал за Гиляровским. Ремонт закончили всего два дня назад, и по этому случаю фасад лавочки вместо привычной вывески «Ройзман и брат. Торговля часами и полезными механизмами. Вена, Берлин, Амстердам» украшала скромная, шириной в две ладони, медная табличка: «Яков Гершензон и компаньоны. Консультации по вопросам коммерции. Доставка корреспонденции выбывшим адресатам. Помощь в розыске пропавшего багажа».

Компаньонами новорожденной конторы числились Семенов и Меллер – Олег Иванович уговорил своего компаньона войти в дело на правах соучредителя. Кроме того, Меллер выступил Яшиным поручителем: по законам Российской империи управлять имуществом и заключать договора можно было с семнадцати лет при наличии попечителя, а самостоятельно – лишь с двадцати одного года.

Корф же помог по казенной линии: заявленная Яшей область деятельности была весьма необычной для Российской империи, так что у властей неизбежно должны были возникнуть вопросы. Но барон обратился к своему однокашнику по Пажескому корпусу; тот связался с коллегами в жандармском полицейском управлении железной дороги. И вот теперь, согласно выданному этой авторитетной организацией документу, «винницкому мещанину Якову Моисеевичу Гершензону, лютеранского вероисповедания, имеющему место жительства в городе Москва» разрешалось заниматься розыском багажа, утраченного по разнообразным причинам пассажирами Николаевской Императорской железной дороги, а также заниматься доставкой корреспонденции лицам, выбывшим без указания места жительства.

Да-да, именно лютеранского! Душевные метания, вызванные необходимостью выбора между верой предков и шансом сделать карьеру в империи, закончились решением в пользу последней; больше всего Яша опасался, что отступничество оттолкнет от него прежних клиентов из числа многочисленной богатой московской еврейской общины. К его удивлению, этого не случилось – видимо, знакомцы покойного Ройзмана поняли, что двигало молодым человеком, и впредь собирались рассчитывать на его услуги. А вероисповедание – это, в конце концов, личное дело каждого. По совету уважаемых людей Яша выбрал лютеранскую веру – в России евреи нередко поступали именно так, поскольку крещение в лютеранство не требовало перемены имени и фамилии; к тому же лютеране могли сочетаться браком с еврейками, и дети при этом оставались евреями.

Ознакомившись со столь солидной бумагой, в канцелярии московского градоначальника препон чинить Яше не стали: документы были выправлены с удивительной быстротой, чему немало поспособствовала известная сумма в кредитных билетах, приватно переданная заинтересованным лицам.

Все прежние «клиенты» были, разумеется, оповещены о новом статусе племянника покойного Натана Ройзмана и не преминули нанести в новую контору визиты. Разрешение, выданное Жандармским железнодорожным управлением, красовалось на видном месте, в дорогой рамке, под стеклом, и своим непробиваемо-казенным видом внушало посетителям уважение и трепет. Правда, в рамочке висела копия, выполненная Иваном на лазерном принтере, но об этом посетители и будущие клиенты сыскной конторы, разумеется, не знали.

В остальном обстановка разительно отличалась от общепринятой конторской. В углу стояла узкая, темного дуба оружейная стойка; в ней, запертые на блестящую цепочку, пропущенную сквозь спусковые скобы, красовались разномастные винтовки. Оружие считалось личной коллекцией владельца конторы; идею эту Яша позаимствовал из какого-то из полицейских боевиков, которые он обожал смотреть на своем ноутбуке. Ими его исправно снабжали Ваня с Ромкой; впрочем, боевиками дело, конечно, не ограничивалось. В распоряжении Яши имелись весьма совершенные средства сбора информации, о которых жандармское ведомство, оказавшее новой конторе покровительство, не имело ни малейшего представления. Диктофоны, камеры, жучки, направленные микрофоны, системы видеонаблюдения… было даже несколько летающих дронов: после происшествия на Хитровке Яша свято поверил в возможности этой техники. Крышу дома украшала мощная антенна, декорированная под растяжку какого-то шеста невыясненного назначения; благодаря ей Яша был обеспечен устойчивой радиосвязью в пределах всей Москвы.

Разумеется, ни о чем из этого технического великолепия Яшин гость не знал. После достопамятной беседы в клубе Корфа Гиляровский вернул обломки шпионского дрона в обмен на обешание через полгода все объяснить. С тех пор репортер регулярно посещал клуб барона, вел с ним долгие разговоры у камина за рюмкой коньяка и с удовольствием наблюдал за тренировками «волчат». А на традиционных чаепитиях после занятий Владимир Алексеевич потчевал мальчишек захватывающими рассказами из своей бурной юности – о выступлениях борцом в цирке, о бурлацкой жизни на Волге и, конечно, о войне с турками.

Особенно близко Гиляровский сошелся с Яшей – сказалась общность интересов. Молодого человека тоже тянуло к репортеру, оказавшемуся «ходячей энциклопедией» теневой, скрытой от обычного обывателя, жизни Москвы. И вот теперь Владимир Алексеевич, на правах друга владельца, осматривал Яшину контору.

– И что же, молодой человек, клиенты уже имеются?

– Да, жаловаться не приходится. Прежние знакомые не забывают, да и господин барон подкидывает кое-что.

Тут Яша слегка покривил душой. Несмотря на то что прежние клиенты, памятные ему еще по работе у Ройзмана, нет-нет да и обращались к оборотистому молодому человеку с просьбой уладить очередное щекотливое дельце, это служило лишь прикрытием главного его занятия. А именно – слежки за противниками «клуба путешественников во времени», ради чего и была, собственно, организована сыскная контора.

Еще до того как Яша окончательно обосновался на Варварке, он имел в своем «штате» около десятка человек. В основном это были подростки из московских низов – кто-то служил при охотнорядских лабазах, кто-то подвизался в приказчиках, кто-то – в мальчиках на побегушках. Заведовал этой пестрой братией Семка – после истории со взрывом Яша убедил юного пройдоху бросить прежние заработки на Болотном рынке и перейти на постоянную службу к нему. Семка знал Москву не хуже самого Яши, а врожденная хватка и живой ум позволяли ему с легкостью управлять дюжиной завербованных Яшей «шпиков» и даже привлекать новых. Бумажные дела в конторе вела худосочная барышня, зарабатывавшая канцелярской работой деньги на учебу на акушерских курсах при Московском Императорском университете. За невзрачной внешностью и жиденькими русыми волосами этой девицы скрывался острый ум и редкая в ее возрасте пунктуальность. Яша успел оценить эти качества Натальи Георгиевны (так звали новую сотрудницу) и исподволь приглядывался к ней, пытаясь определить, до какой степени та заслуживает доверия. Пока же «секретарша» занималась тем, что составляла «личные дела» на всех Семкиных кадров – из соседней с Яшиным кабинетом комнатенки как раз доносился ее звонкий голосок вперемежку с язвительными репликами Семки. Тот давал характеристики своим «сотрудникам», не отказывая себе в удовольствии смутить барышню острым словцом. Это удавалось редко – Наталья, будущий медик, нравом отличалась свободным и за словом в карман не лезла.